«Алые паруса»

Рокер, рэпер и космонавт подняли «Алые паруса»

«Русский мюзикл» прочел Грина и Дунаевского в русле зловещей фантастики

На сцене Театра мюзикла поднялись «Алые паруса». Этот опус Максима Дунаевского идет уже в дюжине российских театров, но компании «Русский мюзикл» и режиссеру Дмитрию Белову удалось создать нечто оригинальное, дающее надежду, что в обозримом будущем словосочетание «русский мюзикл» не будет восприниматься оксюмороном. 

Во многом это заслуга нашего лучшего художника по свету Глеба Фильштинского, который на этот раз решил попробовать свои силы в качестве сценографа и создал совершенно выдающиеся декорации. Частично они цитируют оформление других московских мюзиклов: узнаются подвижные помосты из «Норд-Оста», вертикальные панели для паркура из «Нотр-Дама» и даже ржавые люки из «Алых парусов» в РАМТе. Собранные в одном флаконе, эти находки создают динамичную и многофункциональную конструкцию.

Но главное — художнику с режиссером удалось создать на сцене особенный мир, в котором история Грина выглядит современной сказкой. К месту пришлась эстетика стимпанка — фантастики, рисующей странный мир, где технологический прогресс сочетается со зловещей средой обитания.  
 

За прогресс на премьере отвечали хитрые механические штуковины, выставленные в фойе, и световой лифт, который, как машина времени, возносит взрослеющую на наших глазах Ассоль на маяк. 

Ну, а мрачного настроения хватает в самом мюзикле Дунаевского, совсем не похожего на светлую притчу Грина. В либретто Андрея Усачева и Михаила Бартенева всё гораздо жестче, здесь не жалеют темных красок для грубой портовой Каперны, которая стремится втоптать в грязь и юную мечтательницу Ассоль. И море потеряло свой романтический ореол — «только соль и креветки для пива».  

В спектакле мрак и безнадега забытого богом места еще более сгущаются — даже облака тут чернобыльского черного цвета, а артисты ансамбля, одетые в одинаковые серые шапочки, как у брейгелевских слепцов, напоминают злых и охочих до сплетен старух-богомолок. 

Костюмы Ольги Шагалиной — это каталог молодежных субкультур. Меннерс-младший щеголяет в прикиде заправского рокера, сказочник Эгль носит длинные рэперские дреды, хотя больше похож на хиппи, а футуристический костюм Грея, который подошел бы капитану космического звездолета, отсылает к жанру фэнтези. В общем, современные подростки наверняка найдут тут героя своего романа.

Но тот, кто по привычке ждет от театра связной истории и проработанных характеров, боюсь, будет обескуражен. В этом высокотехнологичном и эффектном шоу смысл некоторых сцен совершенно теряется за танцами и акробатикой, хотя они выполнены очень здорово. Да и главные герои выглядят довольно плоско и статично на фоне колоритной толпы.  

В том же РАМТе Ассоль была колючей, угловатой пацанкой, настоящей дочерью моряка, здесь Ольга Ажажа играет классическую лирическую героиню, а Грей (Мохамед Абдель Фаттах) выходит на сцену загадочным мистером Иксом, о котором нельзя понять ровным счетом ничего.   

Самыми выразительными в спектакле оказались эксцентричный Эгль Виктора Есина, мерзавец Меннерс Александра Суханова и его сын в исполнении Станислава Беляева. Отрицательные роли всегда выгоднее и ярче положительных, но в мюзикле Дунаевского Меннерс-младший — единственный по-настоящему драматический, противоречивый и объемный персонаж. От ненависти к дочке убийцы отца и презрения к «этой сумасшедшей» он приходит к любви и жертвенности: «Ну хочешь, скуплю я весь красный шелк, ну хочешь, зови меня Греем...» Так что выбор Ассоль выглядит не таким уж очевидным.

Марина Шимадина / Сайт газеты «Известия», 21 октября 2013

 «Летающие в лифтах»
Компания «Русский мюзикл» показала премьеру «Алых парусов» — романтического музыкального спектакля по мотивам Александра Грина.

Из всех отечественных опытов в жанре мюзикла это сочинение Максима Дунаевского стало самым востребованным: только на премию "Музыкальное сердце театра" 2012 года были выдвинуты версии сразу трех крупных театров - Свердловской музкомедии, Пермского "Театра-театра" и Новосибирского "Глобуса", а всего, по словам композитора, его уже играют на 18 сценах страны. Причины успеха - любимые с детства герои, вольный ветер дефицитной ныне романтики, надувающий паруса любовно-авантюрного сюжета, и музыка, из которой многие номера стали шлягерами.

Отличие нового московского спектакля от всех предыдущих - в его размахе и амбициях. Сценическая конструкция, предложенная художником Глебом Фильштинским, грандиозна и подходит скорее для стационарного мюзикла. Это комбинация корабельных палуб-крыльев, которые при каждом взмахе открывают все новые возможности развивать действие на многих уровнях, от трюма до мачт. При этом мачты смахивают на трубы, корабль - на портовый городок, люди - сразу на всех персонажей романтической фантастики, от Ихтиандров и Аэлит до космических гопников, но полеты во сне и наяву совершаются в лифте. Режиссер Дмитрий Белов и хореограф Елена Богданович используют это пространство очень изобретательно и лихо, легким штрихом намечая бездну мимолетных образов и ассоциаций. Музыка Максима Дунаевского звучит по-новому: под пером аранжировщика Евгения Загота она приблизилась к современным молодежным ритмам. Да и выбранный режиссером модный стиль стимпанка входит в прихотливые взаимоотношения с романтическими "гриновскими" традициями, странным образом вбирая их в себя, но уподобляя все действо лукавой механической сюите в духе фильмов Карела Земана или оперетт на темы Жюля Верна - дальних предтеч постмодернизма. В результате каждое перемещение на сцене, каждый актерский жест, не теряя своего человеческого наполнения, вкупе кажутся работой гигантского механизма с его шкивами, шестеренками и передаточными лентами. Сцена заполнена матросами в штанах от спецназа, но в шлемах Ихтиандров, испускающих лазерные лучи. На лбах - очки-бинокли, на запястьях - садомазо-браслеты, на ланитах индейские тату. Покорный рутине народ похож на серых мышей со швабрами, капитан Грэй - на Сергея Столярова, летящего в стратосферу на арене фильма "Цирк" (буйно фантазийные костюмы от Ольги Шагалиной). Хореография близка акробатике, труппа включает даже асов паркура.

Все ошеломляет, интригует, все способно привести в восторг. Но, по-моему, и основательно запутывает зрителя, даже хорошо знакомого с Грином. В мощных валах сценического движения тонет и без того робкая сюжетная линия, смысл некоторых эпизодов считывается не без труда и приблизительно. По контрасту с гипердинамичным окружением, Ассоль и Грэй статуарны, выделены из толпы ослепительными костюмами и поют прямо на публику, ничем не выдавая интерес друг к другу, - любовь из романтически возвышенной стала надземной, если не плакатной и обозначена не столько актерскими средствами, сколько цветомузыкой. Дмитрий Белов - режиссер очень талантливый, подаривший нам уже много неожиданных и точных театральных решений, но мне показалось, что на этот раз он увлекся техническими решениями: форма все-таки заглушает смысл и простодушное обаяние придуманной Грином истории. Его недавняя постановка "Обыкновенного чуда" в Свердловской музкомедии уже балансирует на опасной грани: костюмы и грим тянут на себя одеяло слишком демонстративно. Но почти диснеевский мир плюшевых персонажей, возникший на екатеринбургской сцене, открыл сказку с новой стороны, и при некоторых потерях "перехлест" в целом оказался плодотворным. Московский спектакль продолжил тенденцию, перейдя эту грань, и, на мой взгляд, в нем приобретения уже не компенсируют потери.

Возможно, ощущение некоей стены, отделяющей зал от сцены, создается звуком. Это беда почти всех отечественных мюзиклов: то, что на Бродвее создается ультрасовершенной аппаратурой и ультрапрофессиональными звукорежиссерами, у нас пытаются взять "малой кровью". Оркестра нет, поют под "минусовку", что всегда лишает шоу живого дыхания, а в сочетании со стимпанком совсем топит романтику в механике. Исчезают нюансы, так важные в любовном сюжете, никто не замрет, слушая дыхание друг друга, - только фортиссимо, напор и натиск, неостановимое движение. Исчезает звуковое пространство: звук плоский, голоса из динамиков с трудом идентифицируются с персонажами - снова блуждаешь глазами по сцене в поисках актера, раскрывающего в этот момент рот. Отсюда и неизбежная отстраненность восприятия: наблюдаешь, радуешься режиссерской находке, аплодируешь акробатическому трюку, но не сопереживаешь и не проживаешь вместе с героями их драму. Впрочем, недуг уже породил устойчивую театральную эстетику, и молодые зрители воспринимают такой способ наблюдения спектаклей как должное.

Валерий Кичин / "Российская газета" - Федеральный выпуск №6213 (237)