«Вольный Стрелок»

Посмотреть спектакль в записи можно по ссылке: www.br.de/mediathek/video/bayerische-staatsoper-webers-der-freischuetz-av:60087c222e880e001ab26d2c

Романтическая опера Карла Марии фон Вебера «Вольный стрелок» впервые была поставлена в 1821 году в Берлине. Либретто написал Иоганн Фридрих Кинд по одноименной новелле Иоганна Августа Апеля и Фридриха Лауна.

По сюжету молодой стрелок Макс хочет жениться на дочери лесника Агате. Он должен завоевать невесту, выстрелив по цели, но герой промахивается. Тогда он обращается к помощи магии. Нечистый дух Самиэль выдает Максу семь пуль, но только шесть подчиняются воле стрелка. Последней управляет сам Самиэль. Он хочет направить пулю в невесту Макса, но она попадает в предателя Каспара. В финале оперы герои радуются будущей свадьбе и восхваляют милосердие Бога.

«Режиссер Дмитрий Черняков переносит традиционную охотничью обстановку из леса в масштабную криминальную современность. У Чернякова все действие разворачивается на свадьбе Агаты и Макса в изысканном номере в небоскребе, где пробный выстрел превращается в жестокий ритуал», — говорится о премьере на сайте театра.

Над спектаклем работали постоянные соавторы режиссера — художник по костюмам Елена Зайцева и художник по свету Глеб Фильштинский. Роли исполняют Борис Пригль, Балинт Сабо, Голда Шульц, Анна Прохазка, Кайл Кетельсен, Павел Чернох, Тарек Назми, Милан Сильянов и другие. В опере задействованы Баварский государственный оркестр и Хор Баварской оперы.  

Дмитрий Черняков поставил «Вольного стрелка» в Баварской опере.

Премьера оперы Вебера состоялась в разгар локдауна и прошла в пустом зале, без публики. Но она транслируется на сайте театра, и Баварская опера дает дни бесплатного просмотра.

Приглашая Чернякова, оперное руководство, разумеется, знало (и, наверно, надеялось), что никакой волшебной сказки с хэппи-эндом не будет. Это же Черняков. Зато дирижер Антонелло Манакорда как будто был выбран за предсказуемую аккуратность. (Если не считать привнесения в оркестр натуральных валторн, с которыми в звучании появился легкий привкус аутентизма). И это правильно, ибо двойное нагнетание, театральное и музыкальное, было бы чрезмерным. А так в оркестре всё на своих местах, четко и грамотно: и толковая подача вокалистов, и журчание красивых веберовских мелодий, и нескучный ритм.

«Мелодрама с кульминацией в середине, не в конце» (слова дирижера) развивается, как ей положено, то с лирикой, то с пафосом, особо не удивляя ничем. Тягучие первые ноты увертюры с томительными паузами словно приготовляют зрителей к последующему театральному «сеансу у психоаналитика». Струнные и солирующий кларнет радуют слух. Волчья долина эффектна, но без смакования тревог, краски тембров, «роковые» гармонии и низкие регистры у духовых умеренно подчеркнуты.

В этом спектакле слова не раскрывают, а программно прикрывают правду и суть. То же самое происходит с музыкой: корректно поданная, она вуалирует концептуальный визуальный ад. Невроз под лендлер или марш – в жизни так и бывает. В этом смысле у Чернякова всё правдиво и цельно.

Манифест режиссера перед спектаклем был обширен и настойчив.

«У меня нет немецкого бэкграунда, именно поэтому я могу смотреть на традицию со стороны, дать ответ на вопрос, что «Стрелок» может сказать иностранцам. Мне это легче сделать, чем немецким режиссерам, нагруженным традицией постановок «Стрелка», ибо я имею дело с произведением, как оно есть, без всяких привходящих и дополнительных рецепций»,

— рассказывал Дмитрий Черняков.

Показывать этот сюжет буквально, воспевая сказку – значит «уйти в трэш». Никто этому не поверит. Но есть тема искушения, и она вдохновляет. Все, что происходит на сцене – виртуализация нашей темной стороны, нашего иррационального.

«Для ужаса мы не нуждаемся в ужасном месте, ужас находится везде».

Ведь наша жизнь не так рациональна, как мы предполагаем и хотим, у нас полно внутренних страхов и внутренних пропастей. Поэтому, подводит итог Черняков,

«моя работа – это всегда работа скептика».

Режиссер, по его словам, считал работу над «Стрелком» вызовом для себя. Поставить немецкую национальную оперу в Германии – «то же, что сделать «Троянцев» Берлиоза во Франции или «Травиату» в Италии». «Стрелок» покоится на немецкой истории, фольклоре, романтизме и мистике.

Что оставил режиссер (он же – сценограф) от этого смыслового поля? Почти ничего. В каком городе и какой стране находится постоянное место действия – шикарный современный офис в небоскребе, где стильно, но неуютно, за столы не сядешь, на пуфик не облокотишься, и вращающиеся стеновые панели – символ изменчивости переживаний? Да где угодно.

Немецкого в истории Чернякова не больше, чем славянского или австралийского. Фольклор либретто там же, где и немецкое – изгнан из картинки. Романтизма в действии нет: задача его искоренить поставлена и последовательно решена. Мистика (в лице дьявола Самьеля) пропала напрочь, ибо, по мнению режиссера, дьявол не локализован.

У синефила Чернякова один певец поет и Каспара, и дьявола, меняя голос, как герой хичкоковского фильма «Психо».

Постановщик последовательно настаивает, что история стрелка – общечеловеческая: внешне успешные люди с дьявольскими тараканами в голове. И это обычный прием Чернякова: разве в «Кармен» или в «Дон Жуане» не то же самое?

В итоге получился спектакль о том, что современная цивилизация зиждется на шаткой основе внешнего успеха, когда всем нужно прослыть сильными, даже слабым, и от этого все несчастны.

Вся опера, в сущности, один большой глюк Макса, изученный «как бы в микроскоп, через увеличительное стекло».

Действие держится на почти классицистском единстве места и времени (все происходит в течение суток, и время изображается на экране). Расклад персонажей базово задан во время увертюры, словесными пояснениями на заднике, что я бы не отнесла к достоинствам спектакля: предпочитаю, когда всё ясно из действия.

Куно (Балинт Сабо) – респектабельный, с сигарой во рту, владелец компании, акула бизнеса, но строит отца родного подчиненным, хотя самоуверенно-развязен, и этим угнетает.

Макс (Павел Чернох) – амбициозный служащий Куно, мечтающий о карьере, окажется травмированным неудачником в состоянии «крайнего запустения, опустошения, отчаяния, одиночества». Его амбиции не пройдут испытание, ибо не поддержаны его же психикой.

Агата (Голда Шульц) – свободная по жизни дочь бизнесмена, окажется не такой уж и свободной.

Анхен (Анна Прохазка) – успешная и как бы самодостаточная подруга, но, как мы увидим, отношения дам колеблются между былой солидарностью в общем феминизме и остатками страсти со стороны не такой уж и самодостаточной подруги. Она активно недовольна замужеством Агаты, исходя – мимикой – ядовитым скепсисом, хотя при этом поет положенные ласковые слова.

Оттокар (Борис Пригл) будет не князем. а безликой марионеткой, массовиком-затейником на свадьбе Макса с Агатой.

Каспар, он же Самьель (Кайл Кетелсен) – коллега Макса в фирме, бывший военный, одержимый собственными фобиями и разбивающий стакан окровавленной рукой. Сцена в Волчьей долине, решена как издевательство Каспара над Максом: ни сов, ни вепрей, ни бури напоказ, просто первый приволакивает второго завернутым в пленку, связанным, как труп, и, утоляя жажду убийства, вволю куражится, как над пленным врагом. Ну, так кто-то из них воображает ситуацию. Или оба.

Хор – не охотники, а офисный планктон в костюмах Елены Зайцевой. Отшельник – один из официантов, обслуживающих корпоративы, он просто попал под руку: герой, сходя с ума, умоляюще цепляется за мужчину, как за спасителя.

Ружье, из которого то ли стреляет, то ли «стреляет» Макс – винтовка с оптическим прицелом, нацеленная из окна офиса на прохожих внизу. Это предмет, концентрирующий безвольность героя: все, кому надо, стреляют, проходя испытание, а он не может. Он много чего не может. А когда сможет – станет еще хуже, совсем плохо.

В этой круговерти комплексов и розыгрышей особо хорошо поет Шульц, но и прочие солисты – молодцы, нареканий не вызывают. Тем более что Черняков, как всегда, заставил певцов стать убедительными драматическими актерами, и это особенно важно в зингшпиле.

Финал приближен к повести Апеля, по которой написано либретто «Стрелка»: там невеста убита, а жених сходит с ума. Хотя лично я не уяснила, убита у режиссера Агата или нет: в спектакле как бы два окончания.

Сперва, после выстрела Макса, действующего как робот, мертв Каспар, а невеста в белом платье стоит себе, как ни в чем не бывало. Все рады и счастливы. Но потом вдруг резко меняется освещение (хорошая работа художника по свету Глеба Фильштинского), и Каспар встает, а Агата падает и лежит как мертвая.

Смятенная личность Макса, как в повести Стивенсона про Джекила и Хайда, оборачивается то добром, то злом. Зло сильнее. Хотя зыбкость зрительского понимания в мюнхенском спектакле заложена программно. Что мутное подсознание героя решит, то и будет.

Майя Крылова, ClassicalMusicNews.Ru