«Чеховъ. Водевиль»

Режиссёр-постановщик Андрей Прикотенко придумал сценическую историю по «коротким» пьесам Антона Павловича Чехова - «Предложение», «Юбилей» и «О вреде табака». Эти маленькие шедевры, по мнению режиссёра, объединяет тема невозможности мужчине быть счастливым в браке. Брак как разрушающая сила человеческой судьбы - вот сверхфабула спектакля. Для такого разговора понадобился архетип «брачащегося» мужчины, и он был найден в лице з.а.России Александра Новикова. Его герой будет идти от вожделенной женитьбы в «Предложении» через тернии и суматошные события повседневности в «Юбилее» к горькому размышлению о сломанной, исковерканной судьбе в монологе «О вреде табака». При этом спектакль не забудет о заявленном прямо в названии жанре - «водевиль», калейдоскоп забавных ситуаций и уморительных бурлескных характеров создадут артисты театра.

За спиной режиссёра Андрея Прикотенко яркие работы в Театре «На Литейном», увенчанные золотыми «Софитом» и «Маской», спектакли в Орле, Новосибирске, Москве. Вернувшись в родной город после плодотворной работы худруком в Рижском русском театре им. М.Чехова, он поставил «Лерку» и «Тартюф» в «Балтдоме», а нынче готовит премьеру в Театре имени Ленсовета - 18 и 19 декабря здесь сыграют спектакль «Чехов. Водевиль».

Кор. Вы часто в интервью говорите, что Вам в театре нравится быть рассказчиком историй. Какую историю вместе с Чеховым Вы поведаете нам на этот раз?
- Жил-был человек, решил жениться, осуществил задуманное, а через 33 года ему пришёл конец. Фабула не слишком захватывающая. Коллизии и столкновения пойдут в нашем спектакле на уровне характеров, сплетения тем и жанров.

Кор. Юбилейные дни подтолкнули Вас к «коротким» пьесам Чехова, или тема зрела давно?
- Эта задумка бродила во мне давно. Но я не могу сказать, что в моей голове есть законченная сентенция, некий слоган, который бы исчерпывающе объяснил сверхзадачу спектакля. Если позволить себе примитивизм в формулировках, то спектакль, который мы делаем, - против брака. Про то, что жениться нельзя ни в коем случае. Про то, что сообщество людей разного пола под одной крышей разрушает обоих, а мужчину - в особенности. Брачный союз противоречит законам природы.

Кор. Весьма боевая сентенция. Вызывающая на спор.
- Думаю, что очень большое количество людей меня поддержат в этом бою.

Кор. То есть для продолжения рода человеческого совсем не обязательно вступать в брачный союз?
- Конечно. Но я не призываю отменить институт брака. Ведь в этом вопросе есть совершенно с точки зрения логики необъяснимая обратная сторона. Почему «милые бранятся - только тешатся»? А ведь это правда. К сорока годам (моим), видимо, пришла пора высказаться про проблемы союза полов.

Кор. Вы вынесли жанр - «водевиль» - в заглавие спектакля. Но, судя по Вашим невесёлым размышлениям, история скорее трагикомична.
- Да, история всякого бракосочетания трагична.

Кор. В одном из Ваших интервью меня заинтересовала мысль о том, что «русскому артисту не свойственна трагедия. Мы - равнинные люди, а в равнине есть сентиментальность». Для Вас русский человек действительно по природе своей немножко вяловатый, философствующий, слезливый мечтатель?
 - Конечно, без рефлексии классического русского героя представить себе трудно. Даже Хлестаков рефлексирует.

Кор. У Вас в спектакле один герой объединит три сюжета. Он будет идти от вожделенной женитьбы в «Предложении» через суматошные события повседневности в «Юбилее» к горькому размышлению о сломанной, исковерканной судьбе в монологе «О вреде табака». Вы пришли именно в Театр имени Ленсовета с этой идеей, потому что нашли в труппе протагониста, архетип «брачащегося» (как нынче велено говорить) мужчины?
- Мне давным-давно уже обаятелен артист Саша Новиков. И не только своими психофизическими данными и талантом, но и человеческой природой. Ему интересен театр во всех его проявлениях. Он смотрит практически все работы коллег в городе. Он заражён театром, и это вызывает огромное уважение.

Кор. Станет ли разговор о бедах жизни в браке лирическим монологом артиста Новикова? Он вообще на Вашей стороне в этом вопросе?
 - Я никогда не перехожу на «личности» в работе с артистом. Мы обсуждаем и строим спектакль на уровне темы, не влезая в потаённые уголки души друг друга.

Кор. Но в финале, в сцене-монологе «О вреде табака», герой должен же выйти на личностное лирическое высказывание, довести нас, что называется, до слёз? Равнинная сентиментальность должна сыграть свою роль?
 - Я надеюсь, что для Саши эта работа станет этапной, как ни громко это звучит. В целом мы строим добродушный спектакль, с нежностью ко всем персонажам, с тайным признанием в любви к слабому полу, потому что без них всё равно нам, мужчинам, никуда и незачем. Мы надеемся, что получится спектакль с сочетанием, казалось бы, несочетаемых жанров - трагедии и водевиля. Я чувствую, что именно это контрастное соединение сегодня должно по-настоящему удивить, вызвать настоящую эмоцию, энергию в зрительном зале. Идти традиционным чисто водевильным путём скучно самим артистам. Хотя ленсоветовцы это прекрасно умеют, да и зритель кушает с удовольствием. Но на первых же репетициях стало ясно, что такой ход «не зажигает» никого.

Кор. Трагедия не отменяет чувства юмора, в каждой подлинной трагедии нужен свой Шут и сцена с Могильщиком.
- Да, именно такое сочетание будоражит артиста, вызывает живые связи на площадке. И возникает то, чем хочется поделиться с людьми в зале. Для меня спектакль - всегда диалог, я не режиссёр монологов.

Кор. Визуальный ряд спектакля будет «чеховским» по времени, никаких прямолинейных осовремениваний не предвидится?
- Более того, мы попытаемся создать подробную бытовую среду, с огромным количеством мелких деталей, нюансов, дотошную до кинематографичности. На сцене будет, если можно так выразиться, организованный хлам в стилистике 19 века.

Кор. Модное слово «ретро» напрашивается. Попытка поиграть в жизнеподобный театр сегодня прямо-таки революционна. С другой стороны - близко к мысли Чехова о том, что люди обедают, пьют чай, а в это время рушатся их судьбы
 - Но медлительность течения жизни нашему спектаклю противопоказана, эти чеховские пьесы подразумевают бешеный темп, сумасшедший ритм, поскольку характеры персонажей взрывные, истерические, ситуации острые, взвинченные. Герой - неуклюж, но атмосфера вокруг него постоянно пульсирует, что-то всё время падает, взрывается. Сейчас мы на самом увлекательном этапе - сочинении партитуры спектакля.

Кор. Вы - один из немногих режиссёров вашего поколения, который побывал в должности художественного руководителя большого театра, Театра русской драмы в Риге.
Такая мера ответственности меняет режиссёра?
 - Надо уж совсем рядом жить с собственной жизнью, чтобы оценить, как ты меняешься. Конечно, это - колоссальный опыт. Совершенно отличный от того, когда ты просто приезжаешь в другой город ставить спектакль. Тогда тебя любят, дружат с тобой, соглашаются на все твои придумки. И - забывают о тебе в одночасье. От худрука требуется другое знание театра. Но на сегодняшний день у нас плавно поменялась театральная система. Нужно признать, что, к сожалению, институт главного режиссёра или худрука-режиссёра постепенно перестаёт быть востребованным.

Кор. А систему театра-Дома, с постоянной большой труппой и разнообразным репертуаром, в отечественном театре сохранять нужно?
 - Конечно, чего же бросаться уникальными достояниями, исторически сложившимися структурами. Но теперь театр-Дом возглавляют и берегут директора-менеджеры. И это, конечно же, приводит к нивелированию индивидуальностей театральных трупп. Власти в сегодняшней экономической ситуации удобнее, когда театр возглавляет подотчётный деловой человек, а не непредсказуемый художник с закидонами, кризисами, непредвиденными экспериментами, неудачами и поисками новых форм.

Кор. Да, директор как комиссар при худруке - такая схема сегодня экономически убыточна. Вдруг не сработаются, а бюджетные средства уже утекли на эксперименты.
 - Но власть при этом забывает (или её просто это мало волнует), что директор-менеджер не может быть творческим, художественным лидером. Мы знаем театр Товстоногова, театр Владимирова, театр Захарова, театр Додина, театр Някрошюса, но не знаем театр директора такого-то. Нет такого понятия в художественной театральной среде. Отличные директора есть, но Театр как художественную единицу с «лица необщим выраженьем» они сочинить не могут.

Кор. Да уж, количество интересных спектаклей, сыгранных хорошими артистами, собранными в одном здании, не создаёт Театр. Но бытует мнение, что вашему поколению и не хочется брать на себя ответственность за огромный неповоротливый коллектив, что-то строить ежедневно, через тернии и порой, не будем закрывать глаза, - внутритеатральные дрязги. Что вам удобна система - приехал-поставил-уехал, да ещё и «Маску» или «Софит» получил. Юрий Бутусов вот ведь так и не стал в Театре имени Ленсовета худруком после безвременно ушедшего из жизни Владислава Пази. А был у городских властей кандидатом номер один.
 - Мне неизвестны все нюансы этой истории. Но, думаю, главный вопрос для режиссёра Бутусова, как и для любого режиссёра, размышляющего - брать или не брать большой театр в художественное управление, стоял в степени полномочий. Что можно, а что нельзя. Без свободы действий брать такую должность бессмысленно и глупо. Погубить себя и ничего не дать людям. Если с тебя будет спрос, то должны быть гарантированы рычаги управления художественным процессом. И неправда, что наше поколение боится ответственности, что нам нравится жить исключительно на вольных хлебах. Но и в клетке творческими лидерами не становятся.

Беседу вела Вера Николаева

Вера Николаева // «Зрительный ряд», 2009, № 19, 1 - 15 декабря

Декорации придуманы самим режиссёром и сценографом Марией Брянцевой. В части «Предложения» и «Юбилея» - это практически бытовой подбор: антикварный буфетик, потёртое задами поколений барочное кресло, бочки, связки лука. Помещики Чубуковы здесь давно превратились в крепких кулаков, ходят по дому в исподнем. Невеста Наталья Степановна (Ульяна Фомичёва) груба и кособока. Весь возможный романтический флёр усадебного предложения вытравлен. Чубуков (Евгений Филатов) выплёвывает бранные слова. У Чубуковых с Ломовыми здесь хоть и давнее соседство, но разный культурный код.
Ломов наигрывает на буфете какие-то фуги, отругивается азартно, но интеллигентно. К тому же у него затейливый нервный тик. По логике событий, и начались эти нервные передёргивания одновременно с роковым решением жениться. Не по любви, по возрасту.
Делать предложение Ломов является как положено - франтом: во фраке и лаковых туфлях. Но и в нелепой детской вязаной шапочке; с букетиком - на саночках.

Елена Герусова // «Театральный Петербург», 2010, № 1 - 2, 1 - 31 января