«Мазепа»

Режиссер Юрий Александров вместе со сценографом Георгием Цыпиным и художником по свету Глебом Фильштинским просмаковали пессимистичный финал, лишний раз доказав, что безумие и страсти кровожадного мира может остудить и успокоить только смерть. Стоявший за пультом оркестра Валерий Гергиев выступил в неожиданной ипостаси неспешного, едва ли не отстраненно созерцающего философа.

Чайковский замечал, что ни одно сочинение не давалось ему с таким трудом, как «Мазепа». И это чувствуется в тягостной томительности, вымученности отдельных эпизодов, в громоздкости их оркестровой фактуры. Все-таки у Чайковского не так много опер, связанных с темой исторических битв, разве что «Орлеанская дева». «Тягостные эпизоды» скучными, конечно, назвать никак нельзя: с их помощью у слушателя и накапливается состояние гнетущей напряженности, разрядка которой произойдет только в конце, когда сумасшедшая Мария запоет убитому казаку Андрею колыбельную в глубоко бемольном мажоре.

Режиссером прежней, восстановленной в 1998 году оперы «Мазепа» с декорациями Александра Константиновского тоже был Юрий Александров. Мягкие декорации старого «Мазепы» успели сгореть на печально знаменитом пожаре в декорационных мастерских в 2003 году. Тогда спектакль восстановили в кратчайшие сроки, чтобы показать, как дорог театру свой золотой фонд. Самым эпатирующим нововведением был тогда эпизод с отрубленной головой Кочубея, от которого в театре быстро отказались. Все это в доведенном до своего эмоционального предела образе с лихвой было восполнено в новой версии, когда гипсово-картонная белая голова покатилась прямиком в рученьки уже тронувшейся умом Марии.

Новый «Мазепа» появился благодаря нью-йоркскому театру «Метрополитен-опера» и Валерию Гергиеву, который предложил Юрию Александрову переставить оперу Чайковского. Что и было сделано, и премьерные спектакли прошли там в марте текущего года, вызвав далеко не однозначные отзывы заокеанской прессы. Так или иначе, но весь дизайн обновленного «Мазепы» не говорит, а прямо-таки кричит о том, что история эта – американская. В ней русско-украинская тематика доведена до гипертрофии символов, готовых обернуться яростным китчем. Юбки у работниц полей исключительно золотые (художник – Татьяна Ногинова), задницы – накладные широкие, шаровары – без границ, колпаки и кафтаны – ослепительно красные, косы – размером с ветчину. Добавьте к этому проститутку у Мазепы, поле болтающихся висельников и гипсовую расчлененку.

После нового «Мазепы» в памяти остается преимущественно то, что создал художник. Интуиция Цыпина на сей раз плясала как от невербального, так и от чересчур вербального. Невербальное проявлялось в том, как художник транслировал температуру драматургии оперы: от утреннего солнца до полуденного зноя в хлебных полях Украины, накалившего атмосферу докрасна, – до полного остывания, застывания-смерти статуй – ледяных глыб на поле брани. Вербальное заключалось в ироничных вариациях на символику скульптур «Дружба народов» на ВДНХ и советского герба. Во второй картине первого действия символика анимировалась: к движущейся по центру Любови Кочубей с двух сторон были обращены четыре пары плакальщиц в хламидах, колышущихся подобно флагам, являя парафраз и на античную фреску. Любопытную, хотя и тоже плакатно поданную игру предложил Цыпин с фруктово-овощным профилем а-ля Арчимбольди на заднем плане, который, спустя картину, превратился в оголенный профильный каркас вождя народов.

В условиях такой лепнины органично смотрелся и слушался главным образом хор, певший с каким-то особенным удовольствием. Актерствовать пришлось всем солистам, хотя усиленные акценты Александров вслед за Чайковским расставил на Мазепе, Любови и Марии. Кочубей (Михаил Кит) и Андрей (Олег Балашов) прописаны композитором как личности, изначально обреченные, а потому вокально не слишком ярко охарактеризованные. Любовь в колоритном исполнении Ларисы Дядьковой успела построгать сала для ватаги подвыпивших «друзей» мужа, самому Мазепе было предложено спеть в экстремальном положении: лежа с запрокинутой головой, изображая рефлексию по поводу омолаживающих чувств со стороны Марии. Наибольшая нагрузка выпала не только Николаю Путилину (Мазепа), сыгравшему отчаянную жертву обстоятельств, но и Татьяне Павловской – Марии, которая не только блестяще спела, но и провела героиню через огонь пьянящего восторга любовью к старику-герою к полному истлеванию в финальной сцене сумасшествия.

Владимир Дудин. Демонтаж «Мазепы» // «Независимая газета» от 15.09.2006

«Мазепа» был предложен Валерию Гергиеву «Метрополитен-опера» (в Нью-Йорке премьера состоялась в марте). Так вот когда Георгий Цыпин показал заказчикам первые макеты, разразился скандал - директора «Мет» никак не ожидали, что в опере Чайковского ключевыми словами окажутся «донос», «пытка», «казнь», а из них будет выведен «культ личности» гетмана-генералиссимуса.

В интервью Цыпин признавался, что был даже рад переделать макеты, максимально изгнать политику и сделать историю вневременной. Мол, борьба за власть всегда одинакова - и 300 лет назад, и 70 - и все повторяется: месть рождает месть, бывшие друзья становят палачами, а потом и жертвами, молох истории равнодушно перемалывает людские судьбы. Что было в первом акте солнцем, обернется кровью, а в финале станет пеплом. Может, для американцев этот сюжет и стал абстрактным, неким туземным «экзотическим приключением» (Financial Times), но для отечественного зрителя политика никуда не делась, все недвусмысленно, хоть профиль вождя на заднем плане снабжен не только трубкой, но и оселедцем.

Спектакли Александрова всегда балаган, но дозы китча в «Мазепе» близки к смертельным. Дело не в том, что действие перенесено в другую эпоху - поместье Кочубея превратилось в ВДНХ с откормленным скотом и счастливыми позолоченными крестьянами, пардон, колхозниками с фонтана Дружбы народов. Потом эти ожившие гипсовые фигуры обратятся в труху и пыль, а гордые кичливые казаки, наоборот, окаменеют навечно. Вульгарны не идеи, от них дух захватывает, вульгарен конечный результат - режиссера опять понесло. Если ревность - то пусть Мария найдет чулочек мазеповской пассии и трясет им перед носом любимого, если мечты о власти - то в шкафчике приготовлена шапка Мономаха, если казнь - то полная расчлененка, гипсовые головы катаются как мячи, и если безумие - то конструирование ребеночка из человеческих обрубков. Режиссер увлечен сверхидеями, концептуальным переосмыслением целого, акценты переставляет, но артисты при этом топорно двигаются, не знают чем занять себя, ходульно воздевают руки и неуклюже падают ниц. И большая романтическая опера, которой, вероятно, хотели придать остросовременное звучание, смотрится худшей пародией на саму себя.

Чайковский ведь тоже неровен в «Мазепе», сцены-откровения перемежаются проходными среднеоперными страницами, но Гергиев страстно достает из партитуры максимум возможного. В лирических дуэтах он бережно выращивает каждый оркестровый подголосок, в сцене казни испепеляет контрастами динамики, в шумном «Полтавском бою» есть не только упоение, но и отчаяние. А колыбельная, которой заканчивается опера, превращается в какой-то изматывающий психоделический трип, который заставляет публику забыть, что через 20 минут закроют метро. Но если для Гергиева «Мазепа» - это четырехчасовая поэма о чувствах, то для Александрова - лишь повод для перформанса.

Следствия очевидны: насколько хор звучал мощно и стройно (хормейстер Леонид Тепляков), настолько играл нелепо и убого. Николай Путилин многие годы числил партию Мазепы своей коронной, но на этот раз звучал бледнее Эдема Умерова, который пел второй спектакль. Лариса Дядькова, кочубеевская жена со стажем, была по-прежнему убедительна и актерски, и вокально, ее дублера Елену Витман лучше с ней даже не сравнивать. Достойно звучали Виктор Луцюк и Олег Балашов в партии Андрея. Марию старательно пели Татьяна Павловская и Виктория Ястребова, хотя тем, кто слышал в этой партии Ольгу Гурякову, не хватило гибкости интонации.

Из двух «Мазеп», имеющихся теперь в мариинском репертуаре, новый спектакль смотрится, конечно, авангарднее пыльной постановки 1950 года, где все реалистично и почвенно. Но, несмотря на вызывающий декор и идеологическую надстройку, он недалеко от нее ушел.
 

Анна Петрова. «Культ и культи» // «Время новостей» от 14.09.2006 года