«Ворон»

Пьеса «Ворон» (Il Corvo), написанная 1762 году и тогда же представленная в Венеции на сцене театра Сан-Самуэле, входит в число десяти знаменитых на весь мир сказок для театра Карло Гоцци. На премьере эта пьеса выдержала более двадцати представлений, что по тем временам было знаком небывалого успеха. Тем не менее, дальнейшая сценическая судьба этой сказки не столь богата яркими постановками. В 1948 году в Венеции к этой пьесе вначале своего творческого пути обращался Джорджо Стрелер. «Ворон» стал знаковой пьесой для двух великих итальянских арлекинов ХХ века: Марчелло Моретти и Феруччо Солери. Для первого эта пьеса стала актерским дебютом на профессиональной сцене, второй – выступил в этой пьесе с режиссерским дебютом.
В России сценическая история постановок «Ворона» началась лишь в ХХ века, когда эта сказка была переведена на русский язык одним из самых знаменитых переводчиков Михаилом Лозинским. С 1950-х гг. «Ворон» прочно вошел в репертуар советских театров для детей. В послевоенном Ленинграде долгое время с большим успехом «Ворон» (премьера 1946 г., возобновление 1958 г.) шел на сцене ТЮЗа в постановке Павел  Вейсбрема, роль Миллона в этом спектакле исполнял Леонид Макарьев.
В 1960 году известный польский режиссер К. Деймек ставил «Ворона» на сцене основанного им театра Новы в Лодзи.
В 1980-е «Ворон» шел на сцене московского театра Сатиры, в 1990-е в Ленинграде на сцене театра Драмы и комедии на Литейном в постановке Г. Тростянецкого.
 

Одну из самых загадочных фьяб Карло Гоцци «Ворон» в Малом драматическом театре – Театре Европы поставил режиссер Григорий Дитятковский. Фьяба – трагикомическая сказка, создателем которой Гоцци, собственно говоря, и был. Характерное для жанра сочетание диалектической импровизации и комедии дель-арте – камень преткновения для многих постановщиков, утопающих в мрачной философии или скатывающихся в откровенную буффонаду, – в прочтении Дитятковского обрело идеально-выстроенную форму и прозрачность смыслов.

Лаконичная (шторы из тонких и редких бамбуковых жердей, разномастных, с шероховатыми краями плоскости) и подвижная (когда одни объекты легко трансформируются в другие) сценография Эмиля Капелюша иллюстрирует комедию масок изящно и ненавязчиво. Пластическое решение образов (Сергей Грицай), удачно придуманные грим и костюмы (Яна Глушанок) делают героев спектакля похожими на персонажей, сошедших со старинных гравюр, и предельно подчеркивают условность происходящего, благо, что сюжетец у Гоцци еще тот!

Правитель вымышленного королевства Фраттомброзы Миллон обуреваем страхами и дурными предчувствиям. Причина страданий – неосмотрительно убитый во время охоты ворон и последовавшее вслед за этим проклятье (в лучших традициях готического романа): «Когда ты не отыщешь на земле/Красавицу, которая была бы/Бела, как мрамор этого надгробья,/Ала, как эта воронова кровь,/Черна и волосами и бровями,/Как перья Ворона, молю Плутона,/ Чтоб ты погиб в терзаньях и в тоске». Путем неимоверных усилий (красавиц много, нужной – не сыскать) брат короля Дженнаро находит и похищает принцессу Армиллу и… становится жертвой еще более страшного проклятья, на сей раз со стороны отца девушки – мага Норандо (иронично-прагматичный Михаил Самочко). Бракосочетание с принцессой (а также добытые дары в виде чудесных коня и сокола) станут для Миллона смертельны; «невручение» или раскрытие зловещих обстоятельств грозят самому Дженнаро превращением в мрамор.

Алексей Морозов (Дженнаро) наделяет своего героя изобретательностью и отвагой простолюдина, играет нарочито выпукло, умело выдерживая стилистику итальянского народного театра. Выдержанность стиля вообще одна из сильнейших сторон постановки. Традиционные маски комедии дель-арте в воплощении актеров МДТ Олега Рязанцева (Леандро), Олега Гаянова (Тарталья), Адриана Ростовского (Панталоне) и Владимира Артемова (Труффальдино) – блюдо изысканнейшего вкуса, отсылающего к исторически сложившемуся определению комедии масок как «искусного театра». Превращенная в жгучую брюнетку с огромными ресницами и алым ртом Полина Приходько (Армилла) перемещается по сцене с грацией заводной куклы с причудливым механизмом вместо сердца. Испуг, нежность, сострадание возникают на фарфоровом личике в темпе замедленной киносъемки, подчеркивающей фантастическую природу разыгрываемой пьесы. В жестах, паузах, движениях персонажей ощущается незримое присутствие постановщика, порой кажется, что, подобно кукловоду, управляющему марионетками с помощью нитей, Дитятковский манипулирует актерами силой мысли. Вот брутально-истеричный Миллон (Владимир Селезнев) заходится в приступе ревности, секунда – и хрупкие плечи Армиллы захрустят под железными пальцами, но… неведомое влияние извне и мертвая хватка ослабевает. «Перемены участи» происходят прямо на глазах у публики, и всерьез кажется, что на другом спектакле все может закончиться совершенно иначе…
 

Светлана Рухля // «Новые известия» от 22.05.2012 г.