«Ромео и Джульетта»

В Самарском академическом театре драмы известный режиссер, профессор Санкт-Петербургской академии театрального искусства Вениамин Фильштинский, возобновил работу над спектаклем "Ромео и Джульетта". До официального сбора труппы остается почти две недели, но актеры, занятые в постановке, приступили к репетициям еще в минувший понедельник. "Репортер" уже писал о лаборатории актерского творчества, в которой ведущие актеры и молодые артисты театра делали смелые этюды к "Гамлету" и "Ромео и Джульетте" Шекспира. Зрительским голосованием на итоговых показах лаборатории к постановке была выбрана самая трагичная и красивая в мировой литературе история о любви. Как рассказал Вениамин Михайлович в интервью Репортеру, принцип этюдности сохраняется и в работе над спектаклем. Постановка обещает быть нестандартной: изменения претерпит даже покрывшийся хрестоматийным глянцем текст пьесы. 

- В нашем театре драмы вы ставите не первый спектакль, чем вас привлекает работа в Самаре?
- Спектакль "Доходное место", чем я горжусь, был выпущен с двумя составами исполнителей главных ролей - Жадова и Полины. В этом проявилась серьезность отношений с театром, потому что второй состав тоже должен был иметь полноценный репетиционный период, и театр на это пошел. Спектакль получился, участвовал во многих фестивалях. После этого начала работу лаборатория, которая завершилась успешными показами. Суть лаборатории в том, что
артист, несмотря на свои прошлые заслуги, должен все время учиться быть живым, меняться, постигать новые методы работы, новые подходы к театральному процессу. Пожалуй, Самарский театр драмы - единственный в стране, который имеет такую лабораторию. Теперь, следуя за зрительскими пожеланиями, мы ставим "Ромео и Джульетту". Но мы и сами не подозревали, насколько нужна и живуча лаборатория. И сейчас мы становимся участниками двойного процесса: ставим спектакль и работаем в лаборатории, продолжая следовать этюдной методике. Мне нравится, что театр идет на этот эксперимент, и, мне кажется, он от этого только выигрывает.

- Актеры меняются в процессе работы?
- Безусловно, и очень сильно! И в этом как раз смысл лаборатории.

- Каким образом вы раскрепощаете актеров? Ведь не каждого артиста легко расшевелить, подвигнуть к самостоятельному поиску?
-  Сделать артиста свободным - это главная проблема, и для этого существует наша лаборатория. С моей точки зрения, артист в своих правах и художественных обязанностях должен быть равен и автору, и режиссеру. Неправильно считать его простым исполнителем. Актер -самая что ни на есть свободная и самостоятельная профессия, а не вторичная.

- О "Ромео и Джульетте": у вас есть своя концепция спектакля или вы будете следовать поискам актеров?
-  Я не люблю слова "концепция", но, по моим ощущениям, это должен быть спектакль о том, как люди иногда пытаются управлять стихией жизни, но у жизни оказываются свои законы.

- История Ромео и Джульетты современна?
-  Конечно. Жизнь и сейчас малоуправляема. Иногда, конечно, ею надо управлять, но если расцветает что-то неожиданное и красивое, управление может сыграть отрицательную роль.

-  Вы ставите спектакль про Верону, Италию?
- Про Италию, но века будут смешаны - от шестнадцатого до двадцатого. То же касается и костюмов.

- Вы принципиально ставите спектакли с несколькими составами главных исполнителей?
- Нет, легче ставить с одним составом. Просто в вашем театре есть много жадных до работы артистов. И если нашлись три актрисы, которые хотят быть Джульеттами и имеют на это право, и три Ромео - куда же от этого денешься?

-  В результате будет три разных спектакля?
- Не совсем, но у нас получаются три разные пары. Пара Евгения Аржаева - Дмитрий Зенчев - это два очень нежных, тонких, юных существа. В паре Оксана Кормишина и Георгий Кузубов Джульетта очень лихая, такая дворовая девка, подросток. А Надежда Попова - Артур Ягубов - это просто зрелые мужчина и женщина.

- В тексте Шекспира есть прозаические и стихотворные части - вы хотите по-разному их интерпретировать?
- Шекспир - это, с одной стороны, жизненность - и это проза, а с другой стороны, это устремленность вверх, в небо - и это поэзия. Шекспир должен быть поставлен достоверно, пожизненному правдиво, шероховато и живо, обязательно импровизационно.

- Это ваша идея, что прозаические части - места для импровизации актеров?
- Да, и это вытекает из работы лаборатории.

-  В прозаических частях вы не будете следовать за текстом классика?
- Нет, актеры будут говорить то, что им придет в голову, исходя из ситуации.

- Почему в спектакле будет два антракта, то есть три части?
- Пьесы Шекспира изначально не делились на акты, впервые это стали делать издатели в восемнадцатом веке. Поэтому мы имеем право по-своему делить спектакль. Мы делим его на три части. Первая часть - живая, жизненная, повествовательная – рассказывает о том, как вспыхнула любовь. Во второй части начинают происходить роковые события: одно убийство, второе... А в третьей - уже фатальные события, которые управляются Небом. Ромео там ведет
диалог со звездами, которые управляют нашей жизнью.

-  Для вас это скорее страшная или скорее красивая история?
- Это история о любви, и поэтому она красивая, но персонажи гибнут, поэтому - страшная.

- Вы хотите убрать из текста знаменитые финальные строки: "Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте"?
-  Они констатационные, и слово "печальнее" какое-то слабое. Они слишком все закругляют.

-  Существует огромное количество постановок и экранизаций этой пьесы. Есть какая-то, которая вам ближе всего?
- Я видел когда-то хороший спектакль Анатолия Эфроса, но я не помню там потрясения, хотя это высочайшая режиссерская поэзия. Фильмы на меня впечатления не производят. Сейчас в искусстве вообще очень мало такого, что производит на зрителя эмоциональное впечатление. Ошеломить получается -яркостью, зрелищностью, но не потрясти эмоционально.

- С каким чувством будет уходить зритель с вашего спектакля?
-  Наверное, с чувством удивления перед жизнью - как она прекрасна и страшна одновременно. Хотелось бы, конечно, чтобы в чувство зрителя вошла нота жалости. Этих мальчика и девочку должно быть жалко. Тут же должно быть и восхищение ими, и зависть к тому, что они смертью, но защитили свою любовь. Но все-таки смерть молодых людей - это ненормальное явление, поэтому сказать: "Ничего, что они умерли, зато любили!" - было бы бездушным.

Ксения АИТОВА. "Ромео и Джульетту должно быть жалко" // газета "Репортёр" 25.08.2006