«Игрок»

Официальное оправдание нынешних декораций для "Игрока" -- старые сгорели во время памятного пожара 2003 года в мариинских мастерских (сейчас на этом месте уже функционирует новый концертный зал). А это все-таки очень важное в гергиевском репертуаре название. "Игрок" -- это сочинение, с которого, собственно, начался настоящий оперный Прокофьев, его первый шедевр, датированный 1916 годом. Молодой композитор, увлекшись повестью Достоевского, сам написал либретто и придумал новый, ни на что не похожий стиль оперной декламации, где нет вердиевских арий и долгих вагнеровских монологов, а все события проносятся на одном дыхании.

Но это дыхание не оказалось созвучным ни консервативному миру императорских театров, ни сменившим его пролеткультовским настроениям. Постановка "Игрока" дважды отклонялась на родине композитора при его жизни. Премьера прошла в 1929 году в брюссельском La Monnaie на французском языке, а впервые в СССР оперу сыграли в 1970-м в Тарту и вовсе на эстонском. В 1974-м "Игрока" наконец поставили в Большом, затем очень ненадолго вернулись к этой опере в 2001-м (про постановку забыли вместе со скандальным уходом из театра Геннадия Рождественского). И с "Игрока" в 1991-м, в год столетия композитора, началась славная эпоха Прокофьева в Мариинском театре, который в результате стал единственным театром в мире, где так или иначе, в сценическом или концертном виде исполнены все восемь опер композитора.

Нынешнее обращение Валерия Гергиева к этой опере уже третье по счету. И сейчас уже можно сказать, что "Игрок" Мариинского театра -- уникальный проект, сравнимый разве что с его же "Кольцом нибелунга", которое ставили гораздо большее количество режиссеров, чем имеется опер в вагнеровском цикле. В трех "Игроках", наоборот, режиссер один -- Темур Чхеидзе, и география расположения актеров на сцене тоже более или менее одна и та же. Но сценографы разные. То есть можно сказать, что постановки 1991, 1996 и 2007 годов -- это один и тот же спектакль, только по-разному одетый.

Первый раз его одевал Теймураз Мурванидзе, потом Георгий Цыпин, теперь Зиновий Марголин. Все декорационные решения совершенно не похожи друг на друга, и в какой-то степени по ним можно судить о смене визуальных мод в Мариинском театре. По большому счету нынешнее событие корректнее было бы назвать премьерой декораций, а не премьерой спектакля и назначить Мариинский театр изобретателем этого нового жанра театрального события.

Декорации господина Марголина предельно лаконичны, намекают на некий абстрактный город-лабиринт с намеренно искаженными пропорциями. От него исходит ощущение, что он ненастоящий, сделан из картона, в котором вызывающе расставлены контрастно-весомые лавки, стулья и фонари. А настоящие здесь только человеческие страсти, жестко раскрашиваемые световым магом Глебом Фильштинским, и постоянно присутствующая в правом углу сцены суровая железная кровать главного игрока Алексея, сознательно скопированная из прошлой постановки.

Но, честно признаться, когда в роли Алексея на сцене оказывается Владимир Галузин, а в яме при этом стоит маэстро Гергиев, уже не очень важно, в каких все происходит декорациях и происходит ли вообще что-нибудь еще кроме того, что делают эти двое. Для маэстро Гергиева это одна из самых правильных музык. И оркестр, ударив током на первом же аккорде, потом весь вечер умудрялся поддерживать непрерывное напряжение самыми разными, и тихими, и громкими способами. Порой оркестр, конечно, заглушал певцов, но был настолько хорош, что на него даже грех было обижаться.

За господином Галузиным же уже много лет закреплено звание лучшего Игрока в мире. Эта роль считается его коронной наравне с ролью еще одной жертвы азартных игр -- Германа из "Пиковой дамы". Конечно, сейчас он выходит на сцену уже не бедным романтичным молодым учителем, таящим страсть к рулетке и девушке Полине, а пожившим человеком, полным небрежной насмешливости, за которой сложно спрятать статус главной звезды всего этого мероприятия. Но по-прежнему совершенно невозможно укрыться от обаяния и магнетизма его раз и навсегда придуманной роли, как и от мужественной красоты его голоса.

Впрочем, компанию ему подобрали сильную и голосистую, в которой каждый за отсутствием серьезных режиссерских намерений как мог давил собственным темпераментом. Лучше всего это получалось у Сергея Алексашкина в трагикомической роли разорившегося и ждущего наследства Генерала. Живехонькой Бабуленькой с красивым и свежим голосом, которая, на беду Генерала, появлялась вместо наследства, оказалась Любовь Соколова. В амплуа негодяя Маркиза был очень точен Николай Гассиев. Прелестной стервой Бланш стала Екатерина Семенчук. И только Татьяна Павловская, изображавшая роковую и истеричную красавицу Полину, подчинившую, согласно сюжету, волю и чувства Алексея, была неубедительна -- галузинский Алексей явно не собирался ей подчиняться и роскошно затмевал ее истерики своими лихими дурачествами. Все-таки на то он и лучший в мире Игрок. На то и спектакль для него из пепла, можно сказать, возродили.
 

Екатерина Бирюкова. Мариинка увлеклась азартными играми // Газета "Коммерсантъ", №108 (3684), 23.06.2007