«Принцесса цирка»

Последняя сценическая версия «Принцессы цирка» И. Кальмана Ростовского музыкального театра в постановке Сусанны Цирюк относится к спектаклям экспериментальным и спорным, затрагивающим болевые точки существования жанра. Такие спектакли сейчас нужны — для прояснения сознания, для роста, для нового осмысления собственных возможностей.
Сценограф Эрнст Хайдебрехт, как всегда, лаконичен и конструктивен: открывается занавес — и звучат аплодисменты. Уж очень впечатляет подъем огромного кольца со светящимися софитами над ареной цирка, где замерли участники представления в самых причудливых костюмах (фантазия художника Вячеслава Окунева неистощима). И дальше все пойдет в том же духе — на арене жонглеры, клоуны, гимнасты. Они — главные герои, а смысл их существования — тренировки, разминки, опыты, выступления. Им отдан первый план в прямом и переносном смысле. Привычные герои кальмановской оперетты — Мистер Икс, Теодора, Тони и Мари, Пеликан и Барон — персонажи эпизодов. Они приходят и уходят, что-то произносят за кольцом арены, плетут интриги, ссорятся и мирятся, а цирк живет своей жизнью. Вернее, цирк здесь скорее метафора искусства и людей искусства как таковых.

Жизнь эта внешне напоминает красочное и отнюдь не бедное шоу. (После спектакля слово «шоу» звучало чаще всего.) Но избранная форма все же форма именно спектакля, где шоу существует по законам драматического развития, не являясь сменой номеров, как это часто бывает в нынешних театрах. Здесь цели и задачи другие — они связаны со смыслом происходящего. «Show must go on» — так его можно сформулировать, воспользовавшись цитатой знаменитой песни «Queen». Люди влюбляются, сближаются и расстаются, чтобы соединиться вновь, — эта человеческая история развивается пунктир но, напоминанием о сюжете, причинно-следственные связи которого восстанавливаются в последние 15 минут развязки. На протяжении всего действия личное прочно вплетено в сверхличное. Здесь мало сольных и дуэтных эпизодов как таковых, без фона. Уж если звучит знаменитое «Цветы роняют лепестки на песок», то целая толпа артистов окружает Мистера Икса на ступенях лестницы-фрагмента амфитеатра, разделяя его думы о публичном одиночестве. Каскадный дуэт Тони и Мари идет не просто с подтанцовкой, придуман целый номер на трехколесном велосипеде, будто из фильма «Цирк» (помните троицу во главе с Володиным, которая занимает публику, обрядившись в дореволюционные костюмы с пышными панталонами в воланчиках?). Хореография Елены Дмитриевой менее всего оформительского характера — через трюк, работу с предметом, будь то велосипед, обруч, огромный мяч или барная стойка, она задействована в развитии сюжета.

В спектакле много культурных отсылок к знаковым персонажам искусства прошлого и настоящего — костюм Мистера Икса и его двойника (здесь друга и напарника) напоминает одеяние Бэтмена. Над ареной в финале первого акта зависает летающая тарелка — из нее должен появиться «циркач и шут», но его, подобно царствующей особе на балу у екатерининского вельможи из «Пиковой дамы», играет свита: все замирают в предвкушении, тарелка опускается, и идет занавес. Публика высшего света подана в марионеточной, искривленной пластике. Пара бальных танцоров исполняет танго во время любовных признаний лирических героев вовсе не как фон или параллель, а как значимый контрапункт происходящему — «Show must go on».

Сценическая драматургия явно противоречит оригинальной венской схеме, где финал первого акта — соединение героев, второго — расставание, третьего — примирение. Здесь все три финала — гимн цирку, искусству, любви. Основной сюжет, что оригинальный, что предложенный В. Вербиным, — переосмыслен (диалоги сокращены, мотивировки если не проигнорированы, то заменены своими). Музыкальные номера идут не всегда в той последовательности, что у Кальмана (музыка финала первого акта звучит во втором и третьем и наоборот). Искать соответствия бесполезно — здесь режиссерский сценический текст определяет тон и смысл, он сбивает с толку, нарушает традиции и каноны, но он образный и художественный, если судить по его собственным законам. Он в чем-то обедняет оригинал, а в чем-то обогащает, в любом случае — переинтонирует.

Воплощение задуманного не всегда на уровне задуманного — не хватает тонуса оркестру под управлением Алексея Шакуро. Не вполне ровно работают солисты — иногда проседают диалоги, проведенные приподнято искусственными голосами. Точнее всех в жанровой органике существуют Геннадий Верхогляд (Барон Штальбрук) и Владимир Некрасов (Пеликан). Теодору больше подает свита, хотя с вокальной стороной партии Елена Романова справляется лучше. Петр Макаров награжден столь выигрышной сценической внешностью и певческими данными для Мистера Икса, что это скрадывает недостатки актерской выучки.

Публика приняла спектакль воодушевленно-восторженно, хотя у знатоков Кальмана и традиций его исполнения было много поводов для недовольства. Но то ли знатоков и ревнителей традиций становится все меньше, то ли спектакль убедил неверующих, в любом случае успех налицо. А это значит, что можно двигаться дальше и можно вести за собой… 

 

Елена Третьякова // Петербургский театральный журнал, №45