© 2005. Театральный художник Глеб Фильштинский

«Лерка»

Балтийский дом, Санкт-Петербург

Премьера состоялась 26.01.2009

Постановка - Андрей Прикотенко
Художник - Глеб Фильштинский

 

Фотографии предоставлены пресс-службой театра «Балтийский дом» 

    Режиссер Андрей Прикотенко поставил на малой сцене театра "Балтийский дом" спектакль "Лерка" по пьесам Василия Сигарева. Юных люмпенов "из глубинки" играют молодые выпускники мастерской Вениамина Фильштинского. "Лерке" сочувствовала корреспондент "Ъ" Елена Строгалева.

    Андрей Прикотенко взял пьесы Василия Сигарева о русской провинции — "Божьи коровки возвращаются на небо", "Фантомные боли" и "Черное молоко" — и объединил их историей о Лерке, восемнадцатилетней девчонке, "дающей" на вокзале за двадцать рублей и мечтающей о мужчине с усиками и в очках. Полюбив Левчика — усатого торгаша, сбагривающего китайские тостеры на безымянных полустанках, — родив дочку на Богом забытой станции, обретя Бога, новую жизнь в этом затерянном местечке и потеряв все, Лерка в финале остается наедине с тем единственным, чего не в силах отнять страна, — со своим детством.

    Режиссер сочинил горькую и, в общем, безнадежную поэму о прошлом, настоящем и будущем той страны, которая начинается за пределами Москвы и Питера. О советском детстве, где самое большое счастье — мультики по старенькому телевизору. О так и не повзрослевших восемнадцатилетних детях из глухой провинции Димке, Славке и Лерке, вытолкнутых из детства в жизнь. Режиссер синхронизирует сюжет с "большой историей", выставляя маячки дат — 1991-й (путч), 1993-й (баррикады), 2000-й (уход Ельцина аккурат под Новый Год), — и превращает маленькую историю маленьких людей в поколенческое высказывание от имени тех, у кого на столе стояла черно-белая фотография Виктора Цоя, а друзья уходили в армию, попадая на первую чеченскую.

    Вот собрались на отвальную друзья детства: Димка — Антон Багров, наркоман Славик — Дмитрий Паламарчук, некрасивая, по мужски грубая Лерка — Ульяна Фомичева. И сразу приступают к своему любимому развлечению: забыв про ломку, Славик вдохновенно пародирует лягушонка из "Маппет-шоу", все вместе счастливо хохочут, распевая "лай-лай" из "Ну, погоди" и выбивая невольную слезу у публики. Лобовое решение достигает своей цели: тоска героев по их общему детству, с живой мамой и непьющим отцом, со старым телевизором в коммуналке и верными друзьями, легко усваивается каждым, сидящим в зале.

    "Новую искренность" господ Прикотенко и Сигарева многие принимают за стремление сделать развлекательное представление на устаревшем чернушном материале. Здесь, правда, нет тяжелой чернухи, в которой так любят упрекать молодого драматурга Василия Сигарева, нет подробного изображения деклассированных элементов, погружения в среду. "Лерка" отстранена эстетической дистанцией, гротеском, в котором актеры прекрасно себя чувствуют. Молодость — и актеров, и героев — дает дополнительный эффект катарсиса. Андрей Прикотенко повзрослел, стал глубже, перестал бояться простых, сильных решений. И финал сделал — простой и пронзительный: на серых полиэтиленовых стенах, окружающих деревянный полустанок, появляются и тают огромные Винни-Пух, Ослик, Заяц и Волк. То единственное, что до сих пор объединяет огромную, несчастную страну — советское детство.

    Елена Строгалева. Деклассированный театр // «Коммерсантъ-СПБ»№ 17/П (4072) от 02.02.2009


    Московские театры практически перестали интересоваться текстами новой драмы, зато в этом сезоне они стали активно появляться на подмостках Петербурга. Одной из ярких постановок стала «Лерка» в театре «Балтийский дом». Молодой режиссер Андрей Прикотенко обратился к пьесам именитого Василия Сигарева. В трех частях спектакля рассказывается о судьбе молодой женщины, которая по праву может претендовать на титул самой несчастной героини русской сцены.

    Место действия пьес Василия Сигарева – остров невезения. Не тот из популярной песни – «весь покрытый зеленью, абсолютно весь», а остров невезения где-то на окраине географии, цивилизации и культуры. Действующие лица – «люди-дикари, на лицо ужасные, добрые внутри». Ужасны персонажи Сигарева не только на лицо, ужасен их язык, манеры, система ценностей и представлений о жизни. Но – доброе внутри тоже непременно имеет место, и в какой-нибудь неожиданный момент прорывается. Как у персонажей песни, у героев Сигарева «чтоб они ни делали, – не идут дела»… Их обманывают все кому не лень, а жизнь подставляет коварные подножки, после которых не просто шмыгаешь носом, а ломаешь с хрустом шею. Молодой режиссер Андрей Прикотенко взял для своей постановки три пьесы Василия Сигарева. Героини сигаревских пьес «Божьи коровки возвращаются на небо», «Черное молоко» и «Фантомные боли» – предельно несчастные женщины. Постановщик создал сценическую композицию, слив все их неприятности в одну женскую судьбу Валерии (Лерки), несчастной беспредельно и безразмерно. Девушкой Лерка подрабатывает вокзальной двухрублевой проституткой. На восьмом месяце беременности раскатывает с другом в плацкартных вагонах по российской глубинке и обманывает местных жителей, продавая им за 200 рублей тостеры, купленные на городском рынке за полтинник. Рожает прямо в станционном буфете на руках торгующей паленой водкой Нюры. Наконец, в последнем действии она появляется несчастной вдовой, чья малолетняя дочь трагически погибла, а любимого мужа-бизнесмена конкуренты залили цементом прямо в его иномарке. Для полноты картины сошедшую с ума от горя женщину сексуально используют бессовестные вагоновожатые и путевые обходчики. В общем, древнегреческая жена-мать Эдипа (героиня дебютного спектакля Андрея Прикотенко) может считаться рядом с Леркой счастливицей, жизни не хлебавшей. На Малой сцене «Балтийского дома» выгорожено небольшое квадратное пространство, которое то становится чердаком окнами на кладбище с единственным продавленным креслом и радиоприемником, вещающем об отстранении Горбачева по состоянию здоровья. То оборачивается привокзальным буфетом, торгующим некачественной водкой, где буфетчица Нюра слушает по радио об избрании Ельцина. Рабочие сцены в несколько приемов оборудуют путевую сторожку с барахлящим телевизором, с экрана которого Борис Ельцин объявляет о своем уходе с поста президента России («На кого ж он нас оставляет!», – всхлипнет дураковатый Глеб – Александр Кудренко).

    Время действия конкретизировано инсценировщиком предельно точно. Приметы 90-х воссозданы немногочисленными, но отобранными деталями. И эта плотность быта намеренно контрастирует с «невсамделишностью» сигаревских персонажей и ужастиков-ситуаций. На кирпичные стены Малого зала «Балтийского дома» художники спектакля Глеб Фильштинский и Олег Головко проецируют фрагменты советских мультфильмов: печальный Иа-Иа, растрепанный Львенок, наконец, незабвенная парочка из «Ну, погоди!». Герои, прекращая страдать, лихо пародируют знакомые мультяшные интонации и диалоги. Кульминации озвучиваются песней Аллы Пугачевой «Куда уходит детство». А в финале героиня за руку с другом детства уходит в такое же мультяшное пространство, откуда она, видимо, и явилась на страницы пьес. И все др-рам-матические перипетии судьбы Лерки обнаруживают в спектакле Прикотенко свое несомненное родство со столь же эффектно заверченными поворотами авантюрной погони Волк-Заяц.

    Лихая постановка «Балтийского дома» радует несколькими добротными актерскими работами (хороши Андрей Бибич в роли Левчика и Ульяна Фомичева в роли Лерки). Но главная заслуга Андрея Прикотенко – неожиданная легкость интонации в обращении с ужасами драматургии Сигарева. Там, где другие ищут физиологию и правду, он нашел юмор игры в ужастики. И эта подсветка юмором выявила неожиданные возможности диалога театра с новой драмой.

    Ольга Егошина. Несчастные люди-дикари // «Новые Известия»

     

    Театр хочет современную пьесу. Театр каждый раз надеется, что вот теперь — получится, у современников про современников, по-настоящему, как у Васильева со Славкиным или у Ефремова с Розовым, если и не символ эпохи, то хотя бы песня о ней. Оно не получается и не получается, а театры всё надеются и надеются, к тому же драматурги всё пишут и пишут пьесы...
    Конечно, однажды количество должно было перейти в качество. И вот Андрей Прикотенко выпустил в «Балтийском доме» спектакль «Лерка» по пьесам Василия Сигарева.
    Сигарев — очень репертуарный автор, его «Фантомные боли», например, не поставил, кажется, только ленивый. У него как раз вот про ту самую жизнь, которую все мы не знаем, но про которую нам обязательно надо рассказать, где люди исключительно пьют, блюют, матерятся и убивают друг друга от нечего делать, но в глубине своей они чистые и светлые, надо только вглядеться. Ставят его — как Станиславский ставил, а Качалов играл Горького: на уважительном расстоянии рассматривают эту загадочную жизнь, а потом на сцене показывают то, что примерно запомнили. У Горького, правда, были типажи и характеры, каждый со своей жизнью, у Сигарева же человечки обозначены контурами, как в детской раскраске, плоские и пустые, и легко взаимозаменяемые. Прикотенко взял три такие раскраски и склеил из них одну, придумал каждому человечку историю, начертил ему линию судьбы, заполнил пустое пространство вокруг человечков деталями проходящих времён и рассказал не страшную правду о маргиналах, а то ли сказку, то ли быль о девочке, которая очень хотела жить по-другому, а у неё не получалось и не получалось.
    Огромная сцена «Балтийского дома» глухо затянута чёрным полиэтиленом, получился такой парник, только без солнца, с несколькими жалкими лампами дневного света внутри. На маленьком дощатом квадратике-помосте происходит подобие жизни. Чердак дома на окраине, привокзальный буфет, бытовка путевых обходчиков — здесь не живут, сюда приходят побыть, переждать. Как будто им есть чего ждать, маленьким людям, составляющим население. А ждут, и не просто так, делают что-то, надежды лелеют, совершенно чеховские — вырваться отсюда, и сразу начнётся новая, настоящая жизнь, а как вырываются — продолжается то же самое: те же лица, та же пустота, та же чёрная плёнка вместо солнечного света. Фоном гремит большая жизнь, телевизор на чердаке бесстрастно декламирует заявление ГКЧП, радио в буфете рапортует о штурме московского Белого дома, из телевизора в бытовке прощается президент, эпоха сменяет эпоху, 91-й, 93-й, 99-й, а в маленькой жизни не меняется ничего, не могут вырваться из неё маленькие люди.
    Бессмысленные и бездушные твари, населившие исходные пьесы, обратились в замученных жизнью, но настоящих людей. Жалкий спившийся Кулёк (Леонид Михайловский), пронзительно читающий Есенина. Хитрые провинциальные старухи (чудесное трио Зинаиды Афанасенко, Натальи Нестеровой и Клавдии Беловой), сперва пришедшие обмануть заезжих коробейников, а потом завалившие их подарками. Халда-продавщица Люся (Наталья Индейкина), не задумываясь кинувшаяся принимать роды у перепуганной Леры. Нервный хам Лёвчик (Тарас Бибич), не отрывающийся от новорожденной дочери. Смазливая мажорка Юлька (Галина Жданова), мечтающая быть роковой женщиной глупенькая девочка. Брутальный неврастеник Дима (Антон Багров), по-детски выплакивающий покойной матери свою тоску. Вульгарная девица Лера (Ульяна Фомина), опекающая, утешающая и изо всех сил защищающая своих близких, ренессансным светом светящаяся, родив ребёнка, жалобно воркующая с призраком погибшего мужа. Где-то шаржируя, где-то утрируя, где-то подпуская надрыва, где-то нарочито снимая пафос, режиссёр поворачивает их и так, и этак, и злобная хамка Люся нежно лобзает приклеенный к весам портрет Бельмондо, Левчик в съехавшей набок ушанке и с облитым спиртом разделочным ножом в руке растерянно приплясывает вокруг рожающей Лерки, пьяный мужик Эдик с берданкой наперевес валится на колени и просит люсиной руки, старухи с накрашенными губами распевают «Позови меня с собой» под аккомпанемент люсиного аккордеона, Лерка с друзьями изображают визжащей от восторга Юльке целую программу детских телепередач, - и вдруг грянет из динамиков пугачёвское «Куда уходит детство» или застонет с бобинного магнитофона Наутилус - «Ален Делон говорит по-французски», и уже не смешно, а страшно за них, современников. Андрей Прикотенко в своей «Лерке» сделал всё то, о чём другие только говорят, - увидел лица безликих персонажей, нашёл почти в каждом светлое начало и показал его. Не поэтизируя акакиев акакиевичей, просто рассказывая о них: они тоже были, прохожий, прохожий, остановись!
    Лерка понадеется на чудо, а чудо её обманет, тогда она будет строить жизнь своими руками, а жизнь вывалится из рук, и тогда она сойдёт с ума, и только в сумасшествии будет счастлива, и не погибнет и не воспарит, как придумал драматург, а случайно встретит друга детства, и может быть, к ней вернётся рассудок. И всё снова пойдёт по кругу, как ходит уже много лет, и ничего не изменится. «Россия уже никогда не вернётся в прошлое», - заклинает с экрана маленького старенького телевизора больной и смертельно уставший президент Ельцин в новогоднюю ночь. Прижавшись друг к другу, стоят в обнимку Лерка с Димкой, искорёженные прожитым, бормочут детскую присказку про божью коровку. Земная жизнь пройдена до половины. В чёрном глухом пространстве исполнен реквием последнему поколению советских людей, тому самому, которое должно было жить при коммунизме, а жило в чёрной дыре, последнему в России поколению людей, веривших в счастливое завтра и собственную возможность что-то исправить. Время собирать алюминиевые огурцы на брезентовом поле.

    Елизавета Минина. ОНА ЧИТАЛА МИР, КАК РОМАН // «Империя драмы»